Поэзия НАУА

[Муся]

Поэзия Науа
1.
Айокуан Куэцпальцин

Да пребудет земля!

«Да пребудет земля наша вечно!
Да стоят нерушимо горы! —
так говорит Айокуан Куэцпальцин
здесь, в Тлашкале, в Уэшоцинко. —
Пусть насытят всех без изъятья
и румяный маис, и какао.
Да пребудет вечно земля!»

2.
Ашайакатль

Песнь стариков

Опьянели мы, мешики, в Мичуакане,
нас позвали на пир, мы пошли за добычей,
мы пришли и вконец захмелели от боя.
Как мы воинов, старых орлов, потеряли?
Как же мешики воевать теперь будут, старики,
чуть не мертвые от похмелья?
Мы ведь, мешики, не со старухами бились! –
говорю я сегодня, я, Ашайакатль.
Там оставили деда мы, Какаматона,
там я голос его, опьяневшего, слышал.

Собрались старики —
Тлакаэлель, Кауальцин,
боевые орлы, постаревшие в войнах,
собрались, чтоб вождям дать напитка хмельного,
тем, что в Мичуакан поспешили сражаться.

Может, там неожиданное пораженье куэштеков постигло и тлателольков?

Сакуацин, Тепенцин, Сиуакуэльцин, умудренные разумом,
храбрые сердцем, восклицают:
«Все слушайте! Храбрые, что ж вы?
Разве с жизнью расстаться вы не готовы?
Разве вы принести себя в жертву не в силах?..»

И они увидали, как воины наши побежали,
как золото задрожало и поблекли знамена из перьев кецаля.
Лишь бы воинам пленными стать не случилось!
Торопитесь — чтоб этого не было с вами!

Если воины юные пленными станут,
в жертву их принесут, обрекут на закланье,
если это случится, что делать мы будем?
Зарычим мы свирепо, как ягуары,
мы, орлы, старики, заклекочем орлами;
избегайте же плена, страшитесь закланья,
торопитесь — чтоб этого не было с вами!

Я, прошедший сквозь битвы,
я, Ашайакатль,
неужели же в старости слово дурное
о вождях, об орлах своих храбрых услышу?
Да не будет такого, о воины-внуки!
Если это случится, то я вас оставлю.
Будет много кровавых цветов в подношенье –
воин юга в покров из цветов облачится.

Я унижен, подавлен, стыдом я охвачен,
я позором покрыт, дед ваш - Ашайакатль.
Внуки-мешики, не поддавайтесь бессилью,
если вы побежите, то вас уничтожат,
и бесславно падет жезл из перьев кецаля,
и утратит его дед ваш, Ашайакатль.
Многократно израненные камнями,
внуки-мешики стойко врага отражают,
внуки-мешики, с лицами в ратной раскраске,
крепко держат щиты и знамена с цветами,
всюду слышится гром боевых барабанов.
Настоящие мешики, воины-внуки строй сомкнули,
рядами стоят боевыми,
крепко держат щиты и знамена с цветами,
всюду слышится гром боевых барабанов.

На циновке, достойной орлов, ягуаров,
я пою вдохновенно — Ашаякатль,
Итлекацин из раковин извлекает трубный звук,
хоть перья кецаля дымятся,
он щитом прикрывается, неутомимый,
мечет дротики он и врага поражает,
ими ранит противника он, Итлекацин,
хоть дымятся от пламени перья кецаля.

Еще живы мы, ваши отцы, ваши деды,
eщё сила жива в наших копьях и стрелах,
ими славу и честь мы добыли народу.
Но и вправду пришла к нам сегодня усталость,
да, и вправду старость уже наступила,
потому я скорблю, дед ваш, Ашайакатль,
вспоминая друзей и соратников старых,
из Куаунауака друзей, из Текалько.
Если б все они здесь появиться могли бы,
те вожди, что когда-то прославились в Чалько,
да, пришли бы сюда, взяли б звонкие бубны,
и бойцы-ветераны вокруг собрались бы!

Вот над чем я смеюсь, дед ваш, Ашайакатль:
я смеюсь и над вашим оружием бабьим,
и гербы ваши бабьи мой смех вызывают...
Победители, воины дней миновавших,
и вам воскреснуть пора?

3.

Куакуауцин

Страстное сердце в цветы влюблено —
пусть они будут моими!
С песней страдаю и с песней живу
я, Куакуауцин.
Страстно люблю я цветы,
пусть они будут моими!
Счастья мне нет на земле.

Куда нам пойти,
чтоб от смерти укрыться?
Если бы вдруг я стал изумрудом,
если бы золотом стал,
был и тогда бы я в тигле расплавлен,
был бы навылет, сквозь сердце просверлен
я, Куакуауцин.
Страстно люблю я цветы,
пусть они будут моими!
Счастья мне нет на земле.

***
Да раскроется сердце твое, как цветок,
да живет устремлением ввысь...
Ты меня ненавидишь, готовишь мне смерть.
Я уйду в его дом,
я исчезну навек...

Не по мне ль ты слезу уронил?
Запечалился ты не по мне ль, о мой друг?..
Только я ухожу, ухожу в его дом.

Мое сердце молчит.
Я уже не вернусь.
Мне уже никогда не бродить по земле.
Я один, я один ухожу в его дом.

***
Будь, о дружба, меж нами!
Мы друг другу откроемся сердцем.
Вознесем к нему песню,
как цветы — благовонье.
Нам навеки идти в его дом.
На земле остается от нас только слово,
лишь песня.

Мы уйдем и оставим
вместе с песнями наши печали.
Только в нем открывается каждый,
наливается истиной песня.
Нам навеки идти в его дом.
На земле остается от нас только слово,
лишь песня.

Песню услышу и, грустный, сердцем восплачу.
Вместе с землей и цветы нас покинут.
Взятое в долг мы оставим другим.
Всех нас он в доме своем ожидает.

Вот я набрал для гирлянды
разных цветов,
только не взять мне с собою
ни стебелька:
вместе с землей
и цветы нас покинут.
Взятое в долг мы оставим другим.
Всех нас он в доме своем ожидает.

Песни твои, о жизнедатель,
мы собираем,
как изумруды
или как дружбы дары.
Мы наполняем их жизнью своею
здесь, на земле.

4.
Макуильшочитль

Победа над Матлацинками

Я, Макуильшочитль, песнь возношу.
Да усладится наш жизнедатель —
эй, начинайте пляску.

И в доме мертвых — его жилище,
он направляет рукою песню.
Эй, начинайте пляску.

Пускай взывают к тебе, Ицкоатль, те,
кто при Чалько был нами сломлен и покорился.
Ты частоколом из копий обнес весь Тлакотепек.
Сплелись с бумажными вымпелами цветы в сраженье,
ты матлацинков потешил ими и в Тлакотепеке, и в Толуке.

Теперь цветами и вымпелами
их всех одарит наш жизнедатель.
Щит деревянный держа рукою,
на поле боя в пылу сраженья
берем мы пленных, презрев опасность.

Равны красою цветы и песни.
Да усладится наш жизнедатель
врагов отрубленными головами.

В руке не дрогнет, о Ашайакатль, твоя макана.
Как цветоносна твоя макана в цветенье боя.
Добыл ты ею напиток дивный, нас опьянивший.

По нашей воле свои цветы война раскрыла
и в Экатепеке, и в Мехико.

Ах, мы пьянеем в угаре битвы и наступаем.
Да будет славен ваш каждый воин,
Аколуакан, Тепанекапан.

5.
Мотенеуапин

Приглашение друзьям

Здесь для вас цветы какао, други,
точно оперенье синей птицы.
Приходите: тучный пласт поднимем.
Да услышу я ваш смех и речи
под напев цветущих барабанов.
Да увижу я наизнатнейших,
ударяющих по барабанам
в окружении цветов душистых.

6.
Несауалькойотль

Я, певец, начинаю песню,
цветы вам дарю я, в них наслажденье,
счастье на этой земле.

Как ты, певец, богат безмерно!
Счастлив ты, цветы заслуживший,
ты, заслуживший увидеть песню!
Людям ты раздаешь гирлянды,
цветы из уст твоих раздаешь ты,
их для людей ты собрал.

В них для людей блаженство,
услада, счастье на этой земле.
Я оттуда, где перья кецаля бабочек украшают —
вот начинаю я песню свою.

Я певец, мое сердце вмещает
тысячи красок и линий –
вот начинаю я песню свою.

С нею на миг озаряет нас радость,
с нею на миг восторгается наше сердце на этой земле.
Я — Иойонцин: жажду цветов я,
я распеваю цветущие песни,
жажду содружества, жажду союза,
я, распевая цветущие песни,
страстно жажду цветов.

В мир я пришел, чтоб рыдать, печалясь,
я — песнетворец,
уйдут ли следом песни-цветы за мной?
В них бы я в Царстве Теней облачился...

Вновь я грущу: лишь в цветок превратившись,
смертный возвысится на мгновенье,
весна лишь на миг одаряет цветами,
так наслаждайтесь же ими, люди:
я погружаюсь в грусть.

Неужто, подобно цветам, я сгину так,
как они друг за другом гибнут?
Неужто в ничто превратится слава
и слух обо мне на земле исчезнет?
Хоть бы цветы, хоть бы песни остались!
О, что же делать бессильному сердцу?
Зря мы, впустую приходим в мир.

***
Услаждайтесь,
опьяняйтесь цветами,
которые с вами.
Украшайтесь,
из цветов ожерелье сплетая.
Как свежи они в пору дождей
и свои лепестки раскрывают.
Вон пролетает птица;
трещит и трезвонит,
дом жизнедателя хочет проведать.

Только цветы нам услада,
только одни наши песни сердца печаль утоляют,
даже тоска их боится.
Их вечный жизнедатель создает,
их Сотворяет высший судья.
Цветы пьяняще радостны для нас,
не смеет к ним приблизиться тоска.
Цветы и песни —
богатство наше и украшенье.
Цветы весною
придут украсить наш путь короткий.

Счастливо сердце мое наконец:
слушаю песню, гляжу на цветок.
О, если б им не увянуть вовек!
«Это он, это он-то истин?» —
восклицает иной в бреду,
о, тот-кем-все-дышит.
«Истин? Неистин?» — так они говорят.
Только бы не сейчас нашим сердцам горевать.
Как бы ни был он истин,
они говорят — неистин.
Будет презренье ответом того-кем-все-дышит.

Только бы не сейчас нашим сердцам горевать.
Ax, чему быть — тому быть.
Не найти утешенья мне здесь, на земле.

Я родился, как все,
в мир пришел, как любой человек:
безутешность одну
суждено мне узнать
на земле, населенной людьми.
Други мои,
можно участья в ближнем искать лишь на земле.

Кому пришел черед, кому придет –
как пожелает наш жизнедатель.
Мы все однажды в дом его уйдем,
о други, будем добывать утехи!

Ах, уходить-то ведь мне одному,
я совсем одинокий уйду в его дом.
Доведется ли новые беды сносить?
Или там нам откроется мир
без забот и скорбей?

Сколько в мире людей,
столько с ними живет мук,
печалей и бед.
Доведется ль кому увидать мир
без слез и скорбей?

Спрашиваю я, Несауалькойотль:
разве мы живем с корнями в почве?
Нет, не навсегда мы на земле — только ненадолго.
Из нефрита будь — искрошится,
будь из золота — источится,
будь из перьев кецаля — обдерутся.
Нет, не навсегда мы на земле — только ненадолго.

[Муся]

***
В темное, в тайное я проникаю.
Вы, о владыки, внемлите:
все мы, сущие, смертны
и до единого, люди,
с лика земного исчезнем,
в землю сойдем...
[Фрагмент XI]
Ни один изумруд,
ни одно золото не останется -
мы все равно уйдём.
Все должны исчезнуть,
В дом жизнедателя.
[Фрагмент XII]
Все мы сотремся, точно рисунок,
точно цветы, все мы иссохнем.
Как оперение гибкошеей птицы сакан,
мы иссякаем.
[Фрагмент XIV]
Мыслью раскиньте, орлы и ягуары,
будь вы из злата,
будь из нефрита —
все вы уйдете в страну покинувших плоть.
Всем нам придется исчезнуть,
здесь никому не остаться.


[Фрагмент XI - науатль]
Ayac chalchihuitl
ayac teocuitlatl mocuepaz
in tlalticpac tlatielo
timochiotonyazque
in canin ye yuhcan: ayac mocahaz
zan zen tlapupulihuiz
ti yahui ye yuhcan [...] ichan
Ohuaya Ohuaya.

[Фрагмент XII - науатль]
Zan yahqui tlacuilolli Aya
ah tonpupulihui
Zan yuhqui xochitl Aya
in zan toncuetlahui
ya in tlalticpac Ohuaya
ya quetzalli ya zacuan
xiuhquecholli itlaquechuanan
tonpupulihui tiyahui in [...] ichan
Ohuaya Ohuaya

[Фрагмент XIV - науатль]
Xic yocoyacan in antepilhuan
cuauht amocelo
ma nel chalchihuitl
ma nel teocuitlatl
no ye ompa yazque
oncan on Ximohua yehuaya
zan tipupulihuizque
ayac mocahuaz Iyyo.


***
Я охмелел, я печалюсь, плачу,
думаю и говорю.
Вот что во мне сокрыто:
не умирать бы,
не исчезать.
Вот отыскать бы страну,
где о смерти забыли,
откуда ее изгнали.
Не умирать бы,
не исчезать.

***
Куда мы уходим?
В обитель бессмертья?
Зачем же вы, слезы?
Крепись, мое сердце:
никто здесь не вечен.
И самые знатные — смертны,
и бренность их — пепел.
Крепись, мое сердце:
никто здесь не вечен.


Вешняя песня

Выучи песню
в доме письмен
и начинай.
Лейся цветами, певец,
песнями радуй.

Песня струится
за бубенцами,
наши цветущие бубны
ей отвечают.
Лейся цветами, певец,
песнями радуй.

Вот запевает красный фазан.
Песня струится влагой дождя.
Дивно-красиво, стройно-согласно
вторят фазану красные птицы.
Книга письмен — твое сердце,
ты пробудил барабаны,
ты появился
с песней, певец.
Ты начинаешь веселье
В доме весны.

Ты изливаешь
дождь благовонно —
свежих цветов.
С песней, певец,
ты поднимаешь веселье
в доме весны.

***
Споем, о принцы,
сделаем приятное тому, кто дает жизнь.
Прекрасно оттенена цветущая песня.
О, пришли цветы,
цветы весной:
залито солнцем множество цветов:
они - твое сердце, твое тело, о Даритель жизни! Кто не желает страстно твоих цветов,
о Даритель жизни?
Они в руках того, кто дает пристанище мертвым:
растут, раскрывают венчики: увядают цветы,
залито солнцем множество цветов:
они - твое сердце, о Даритель жизни!

7.
Несауальпилли

Погребальная песня
Фрагмент

Один я, и сердце плачет.
Всходит заря, и поет там,
над стеною копий и над стеной щитов,
желто-багряный сакан.

Знаю, блажен Тлакуэпан,
знаю, блажен Куашомотль,
Куашомотль из Куэштлана!
Он, от цветов - захмелев,
так и остался навеки на берегу среди птиц.

Знаю, блажен Тлакуэпан,
знаю, блажен Туашомотль,
Куашомотль из Куэштлана.

8.
Текайеуацин

Мечта слова

Вот, о друзья, стремленье слова,
вот мечта его — слушайте, люди:
нас весна возрождает к жизни,
нас бодрит маис золотистый
и обвивает своим опереньем.
Верим в истинность,
в подлинность верим
душ и сердец друзей!


Дружба

Как цветок душистый,
как перо кецаля трепетна ты, дружба:
опереньем цапли в праздник ты вплелась.
Наша песня — птица, птица-бубенец.
Как прекрасно вы, певцы, поете,
сидя за цветочною оградой,
под навесом из цветущих веток.


Шайакамачану

Кто восседает там, на священном троне?
Тот, чье жилище из водяного моха.
Трелит-поет владыка Шайакамачан.
Жизнь его одурманил цветок заката.
К небу он рокот песни своей возносит.
Славен громовой песнею Тлапальтекуцин.
Песня его прекрасна: пьянит-дурманит;
среди цветов — дрожащий цветок какао.


Призрачная радость

предадимся же веселью, други!
обнявшись возрадуемся сердцем!
Вот идем мы по земле — как будто
никогда наш путь не оборвется.
К дальнему жилищу солнца
тянутся цветок и песня.
Kак недолго на земле живем мы!
Покидает нас обитель тайны.
Есть ли радость там? Цела ли дружба?
Нет, увы! Лишь на земле, при жизни знаем мы и узнаем друг друга.

[Муся]

Состязание песнопевцев

«Ты куда, о певец, направляешься?
Приготовь барабан свой,
украшенный опереньем кецалевым
и цветами пылающее золотистыми,
услади самых знатных и доблестных!:
ягуаров, орлов благороднейших».

«Вот певец к барабанам нисходит в святилище,
вот он звуки вознес, угощающий песнями жизнедателя.
А в ответ голос птицы-бубенчика;
изливайся цветами,
дари нас священными песнями.

Слышу, слышу тебя,
о поящая трелями жизнедателя.
А в ответ голос птицы-бубенчика:
изливайся цветами,
дари нас цветущими песнями.

Переливами перьев струятся слова твои да изумрудами,
лишь Айокуан и Куэцпальцин поют тем же голосом,
а они-то воистину знались с творцом-жизнедателем.

Поступают подобно и самые знатные,
услаждая узорами и благовоньями,
опереньем кецалевым жизнедателя.
Может, примет творец подношение.
Может, в песне одной жизни истина».

«Пусть случайным, пусть кратким присутствием
мое сердце порадуют благороднейшие и знатнейшие,
в драгоценных каменьях, в ожерельях сияющих.
Как цветы, переплел бы я здесь состязателей доблести,
повязал бы их песнями в барабанов святилище.

Сюда созвал вас я, повелитель Текайеуацин.
Здесь, в Уэшоцинко, наизнатнейшим, вам состязаться.

Вас, благородных, здесь собираю,
точно цветы для гирлянды».
«Дивные песни с чудо-цветами —
это посланцы скрытого неба:
их только портит наше искусство.
Так говорю вам я, чичимека Текайеуапин.
Эй. веселитесь!

Пусть ваша дружба буйно прольется ливнем душисто-белых соцветий
и в оперенье белое цапли ало вплетется цветок ароматный,
наизнатнейших тонко пьянящий.
Ваши ли слышу чистые трели или бубенчик-дрозд запевает?
Все, за цветочной сидя оградой, песнь возносите!»

«Ты, жизнедателя птица-бубенчик, песню соткала:
хлынул родник твой, лишь просияли лучи рассвета.
Так просит сердце цветов лучистых, о жизнедатель,
тобою с неба пролитых наземь».

«Что с тобой, мое сердце?
Ах, напрасно пришли мы,
на земле проросли мы напрасно!
Как увядший цветок я исчезну?
Навсегда мое имя исчезнет?
Ничего на земле не оставлю?
Лишь цветы, только песни!
Что с тобой, мое сердце?
Ах, напрасно пришли мы,
на земле проросли мы напрасно».

«Возвеселимся, други! Обнявшись, возликуем!
Вот по земле мы с вами идем вечной цветущей,
и нет конца цветущим песням нашим:
они всегда струятся в жилище жизнедателя».

«На недолгое время ты, земля, нам даешься.
В отнимающий жизни тайный край мы уходим.
Разве там по-другому? Есть ли радость в том мире?
Существует ли дружба? Или нам на земле лишь
суждено знать друг друга??»

«Я песнь услышал и слышу снова.
Цветов гирлянду сплетает флейтой Айокуан знатный.
А отвечает, а отвечает, в цветах скрываясь, Киауацин,
правивший Айапанки.

«Где обитаешь, бог-жизнедатель?
Певец, все время тебя ищу я и, сам печальный,
тебя надеюсь, мой бог, потешить.
Здесь, среди белых и ароматных цветов,
разливших благоуханье,
по яркопестрым весенним далям
я посылаю тебе услады своих напевов».

«Придя в Тлашкалу, вы здесь поете под звуки флейты.
Цветы вы сами, и песни ваши благоуханны, благоуханны.
И Шикотенкатль, владыка славного Тисатлана, упьется ими,
и ждущий слова небес, как будто цветка в гирлянду, Камашочицин».

«Благороднейшие мужи,
пришлые в твою обитель отовсюду,
сидя на ковре цветочном,
сотканном тебе в подарок,
бог небес, к тебе возносят
песен дивные соцветья.

Всеми красками соцветий
под раскаты барабанов
растеклись благоуханьем,
с благовонными цветами
тонкие смешались перья.

На зеленеющей ветке
птица-бубенчик поет.
Ты ей, певец, отвечаешь,
радуя слух ягуаров с орлами».

«Дождь лепестков хлынул наземь —
и начинается пляс.
Возле обители бога, други, кого мы все ждем?
Сердце кому отдаем мы,
в небо его вознося с нашею песней?»

«Слушайте: вот заструилась песня из сердца небес.
Ангелы ей отвечают легкими звуками флейт».

«Я Куаутенкос, не унять мои страданья.
Барабан мой перевит одной печалью.
Разве в песнях и сердцах живешь ты,
слово правды?
Есть ли что-нибудь, не знающее тлена?
Есть ли что-нибудь, избегнувшее краха:
Здесь живем мы и страдаем здесь, о други.

Там представ, я повторил бы все до слова.
Я пришел сюда открыть вам сердце.
Я сказал, и вы скажите, други».

«Пришел на состязанье я, бубенцов кователь.
Я песню со слезами своей души мешаю:
совсем цветов не стало,
совсем иссякли песни в моем унылом доме.

Живем мы, еле живы,
под гнетом наших бед сгибаясь,
и я, Мотенеуацин,
скорбящим словом песни
взываю к нашим знатным и нашим благородным:
тебе, о Теполоуатль,
подле меня сидящий,
тебе, орел, откроюсь
в священном этом месте:
совсем цветов не стало,
совсем иссякли песни
в моем унылом доме».

«Мне послышалась песня священного леса,
и увидел я около вид зацветавших птицу цвета небес,
птицу цвета огня и маиса —
это был благороднейший Моненкауцин».

«О други милые, сидящие по кругу,
под пышной зеленью в цветах благоуханных,
ступайте рвать цветы на луговинах,
и да услышу я, и да услышу,
как флейту вы заставите смеяться
в святилище священных барабанов
на состязанье,
как наши знатные и доблестные братья
среди цветов играют
на изукрашенных лазурью барабанах,
в них ударяя».

«Вот послушайте:
заклекотала-запела среди листьев,
золотым бубенцом затрясла-зазвенела,
тонкой трелью, чудо-птица,
достойнейший Моненкауцин.
Вот крыла распростер и, взлетая, над нами воспаряет.
Цветы пробились, венчики раскрылись;
под оком священным жизнедателя
зовет он, срывай их.
Что у тебя цветов, то и богатства.
Всех ими усладишь, кружась по саду».

«Где б ни бродил я,
где бы ни трелил,
где бы ни пел —
всюду струится ливень душистых белых цветов,
вокруг меня бабочки вьются.

Всем сюда захотелось:
здесь цветы прорастают.
Сердце к ним потянулось,
голова закружилась от душистых.
Всем сюда захотелось:
испить аромат их,
здесь разлить их дождем благовонным».

«Цветочный луг твое жилище», —
так запевает среди флажков бумажных Шайакамачан,
правя нами и опьяняя благоуханием своих цветов.
Напев прекрасный вскинул в небо Тлапальтекуцин,
белы, изысканно красивы и благовонны его цветы.
Испейте их аромата».

0 други, долго вас искал я,
за вами следом прошел по всем лугам цветущим,
а здесь застал всех вместе!
Веселитесь, о други, заводите беседы
и возрадуйтесь другу.
Я цветком самым скромным,
я цветком незаметным буду между цветами.
Неужели на праздник и меня пригласили, столь ничтожного, други?
Кто я? Только слагатель пестрых бабочек-песен.
Я велю им из сердца прорастать —
вы вкусите сердца певчего, други.

Я лечу, подлетаю, я снижаюсь и плавно опускаюсь на землю.
Вот я крылья расправил и, среди барабанов,
в их святилище, вскинул в небо синее песню.
Среди вас я, о други. Я букет составлю,
и цветы я заставлю прорасти в моих песнях.
я при вас и сложу их. Я, страдающий брат ваш,
золотистые струны натяну в своем сердце.

Наблюдаю, ничтожный, я цветов прорастанье.
Лепестками покрыта моей хижины крыша.
Что за радость из дома видеть сад и посевы!
С вами ею делюсь я.

Пей наслажденье и упивайся, о благородный Текайеуацин.
Укрась цветами свой путь — сам знаешь, живут ли дважды.
Нет! Жизнь однажды дается людям,— вещает сердце.

Колибри-птичка, я над священным порхаю древом,
колибри-птичка, я упиваюсь его цветами,
я пью их запах, и клюв мой сладок.
9.
Тотокиуацин

Ты, жизнедатель, благоуханьем цветов приманен.
Тебя в святилище барабанов мы услаждаем,
о благородный Атекпанекатль!

У барабанов, твои друзья, —
мы ждем-ожидаем тебя в весеннем твоем жилище —
Иаоминуип, Микоуапин и Айокуауцин,
благоуханье цветов вдыхая».

10.
Точиуицин Сакатимальцин

Вечная жизнь песни

Точно цветы, проросли вы
и, точно песня, живете,
о благородные.
Я Точиуицин, ткущий узоры.
Я из цветов моих сплел вам гирлянды.

***
Вы, о правители и властелины,
песнь пережили, открыли цветок.
Я, собиратель злаков невзрачных,
в гирлянды сплетаю их.
И осыпаются, и увядают, гибнут они.

***
Вот вам слова Точиуицина,
вот завещанье Койольчиуки:
жизнь наша — это лишь сон;
когда же он исчезает —
гибнем и мы.
Нет, заблужденье это, неправда,
будто мы жить в этот мир приходим,
ведь бытие наше схоже с травою,
что вырастает весной.
В сердце рождаются и прорастают
из плоти нашей цветы.
Если иным и дано раскрыться,
то лишь затем, чтоб увянуть вскоре.
Так говорит вам Точиуицин.

11.
Тлальтекацин

Здесь в одиночестве воспеваю я мое божество.
Здесь изобилье тепла и света,
здесь могущества средоточье,
здесь, торжествуя, цветет какао, чей аромат пьянит.

Я к божеству моему вожделею,
я наслаждение предвкушаю,
им опьяняется мое сердце,
сердце воистину знает его.

Птица красная с шеей атласной,
птица, несущая пламень и свежесть,
свет от цветов, сплетенных гирляндой,
о, моя мать!

Женщина, чаша со сладким соком,
цветок подрумяненного маиса.
TЫ служишь другим и все отдаешь ты,
ты будешь покинута,
плоть утратишь,
сгинуть придется тебе.

Сюда пришла ты,
здесь ты явилась перед властителями и вождями,
женщина, чудо и совершенство,
ты к наслаждению призываешь,
на ложе из желтых и синих перьев,
здесь утвердилась ты.

Цветок подрумяненного маиса,
ты служишь другим и все отдаешь ты,
ты будешь покинута, плоть утратишь,
сгинуть придется тебе.

Вот, торжествуя, цветет какао,
пеной на нем лепестки возникли,
цветок табака раскрылся уже.
Если б влекло к опьянению сердце,
жизнью я мог бы здесь упиваться.

Вы — повелители, люди власти,
но каждый из нас вождь и властитель,
и если б влекло к опьяненью сердце,
жизнью я мог бы здесь упиваться,
здесь, на земле.

использованы материалы книги:
«Кецаль и голубь. Поэзия науа, майя, кечуа.»

[Черная жемчужина]

Не слишком удобоваримо для восприятия.