[unamarmota]

Учитывая желания некоторых товарищей и объективности ради начинаю знакомить с нелестными отзывами о стране. Повествование начнет рассказ белорусского корреспондента, побывавшего в Парагвае в 2008 году.
Дыхание планеты:
Отправляясь в Парагвай, мы столкнулись с тем, что узнать об этой стране что-либо просто невозможно. Нет, конечно, повозившись, отыщешь кое-какую экономическую статистику, найдешь куцый, в две строки, обзор истории государства, наконец, встретишь два-три упоминания о ее нынешнем президенте. Несложно также узнать, что на карте эта страна выглядит совсем, как гигантская капля, застрявшая в развилке рек Парана и Парагвай, в месте, где воды двух великих рек соединяются, чтобы течь далее на юг, в Аргентину. Все – ни рассказов зачарованных парагвайскими красотами путешественников, ни подробностей повседневной жизни обитателей страны не было в помине даже в испаноязычных источниках. Дипломатические представительства Парагвая разбросаны по планете правительственной дланью очень скупо. Да, если и отыщешь таковое где-нибудь, позвонив туда, выясняешь, что единственный, кто в посольстве вообще работает – это автоответчик.

В итоге, мы добирались в стольный град Асунсьон из Аргентины, где с трудом получили въездную визу. Выяснилось также, что Парагвай связан авиасообщением только со странами-соседями, да и тут самолеты летают очень нечасто. В итоге, лучшим маршрутом мы посчитали дорогу через регион водопадов Игуасу, где в одной точке сходятся границы Аргентины, Бразилии и Парагвая.

Гнетущие тайны липли друг к другу и множились, они матерели и делались неодолимым препятствием. В аргентинском Пуэнте-Игуасу выяснилось, что на границе трех стран есть переход аргентинско-бразильский, бразильско-парагвайский. Единственный, которого нет – это аргентино-парагвайский.

Нам предложили небогатый выбор: нанять лодку, перебраться через Парану, а там пройти километров 20 по нетронутой человеком сельве и сыскать пограничный пункт. Если прежде не сведешь знакомство со змеями, крокодилами и прочими гадами, будешь иметь удовольствие пообщаться с чиновниками, а они, конечно, будут рады приветить европейцев из неведомой им страны, которые с непогашенными визами кочуют на своих двоих по парагвайским джунглям. Был еще один вариант: пробраться на бразильскую территорию и оттуда въехать в Парагвай. Все бы хорошо, но без бразильской визы у нас имелся немалый шанс познакомиться с тамошней тюрьмой, а у тюрем бразильских очень неважная слава.

Въехать в Бразилию удалось без хлопот. На границе документы проштамповали аргентинцы, аннулировали право пребывания в своей стране и отправили на все четыре стороны. Знойные бразильские мулаты в белых штанах и с цветными кокардами на фуражках нашими документами даже не поинтересовались. Для жителей трех стран трансграничные путешествия безвизовы, а иностранца лучше хватать на выезде, тогда он либо статистику ловли нелегалов улучшит, либо, взяткой, улучшит финансовое положение ловца-пограничника. Бразильский город Фос-де-Игуасу внешне вполне оправдывал репутацию своей страны, зримо богатеющей, украшенной небоскребами, бурно строящейся.

На выезде из Бразилии выяснилось, что мы выиграли у судьбы в чет-нечет. Документы проверяются у пассажиров половины машин, нашу же пропустили, просто махнув рукой. И вот, наконец, таинственный Парагвай – страна, о которой ничего не известно, но которая щедро дарит богатство соседям-бразильцам. Город Сьюдад-дель-Эсте, что означает просто «Восточный городок», похож на гигантский азиатский базар. Здесь все продают всё, правда, иногда не разберешь, то ли за прилавком мелочный торговец, то ли грабитель, который с удобством дожидается клиента.

Быть полицейским, да и чиновником вообще в этой стране – не тяжкая обязанность, но изобилие прав, эдакое общественное кормление, ловить преступников человек в мундире вовсе не обязан, он занят лишь сбором мзды, тем большей мзды, чем выше поднялся по служебной лестнице. Поэтому ходить по улицам надо тем более осторожно, чем более улица многолюдна. Торговцы спаяны взаимным интересом, заступлюсь за тебя сегодня, а ты защитишь меня завтра. Иное дело человек, который не принадлежит ни к какому цеху, ни к мастеровым, ни к лоточникам, ни к полицейским, ни к бандитам – ты можешь стать добычей любого, кто сильнее тебя.

Вот уже 20 лет, как власти Парагвая ставят над отечеством один опыт за другим. Страна еще не успеет толком оправиться от последствий предыдущего, как сочинители постарались и на подходе новый либеральный эксперимент. Низкие или нулевые импортные пошлины лишили казну доходов от внешней торговли. Вдобавок, от экспорта бюджету не перепадает тоже ничего. Продает Парагвай продукцию сельского хозяйства и лес. Вывоз всего этого контролируется правительственными чиновниками, и максимум, что перепадает гражданам, причем некоторым, с проданных мяса или сои – это взятки. Некоторый запас прочности экономике страны был создан однажды и навека, строительством самой большой на планете гидроэлектростанции. Теперь, что бы ни делало правительство, какой-то минимум средств на прокорм граждан в казну поступит – за счет экспорта энергии.

Электростанция Итайпу была возведена на реке Парана совместно с бразильцами. Это титаническое сооружение вот уже 30 лет является самым большим на планете объектом подобного профиля. В 78-м работы начались прокладкой 2 километрового отводного канала в скальной породе. Затем Парану перенаправили в искусственное русло, а в старом, естественном, люди затеяли муравьиное копошение. В итоге, была сооружена плотина длиной в 7 километров, шириной – в четыреста, и высотой – в 200 метров. Стоили работы 13,5 миллиардов долларов, причем, долларов не нынешних, а тех, полновесных, 30-летней давности. Тут за год вырабатывается 100 миллиардов киловатт-часов электроэнергии. В общем, этого вполне достаточно, чтобы полностью обеспечить электричеством Парагвай и западные регионы Бразилии.

Впервые в истории страны Парагваю улыбнулась удача. Для создания водохранилища годилась именно его, и никакая другая, территория. В итоге, на бразильские деньги бразильские специалисты возвели небывалое сооружение, половина продукции которого принадлежит парагвайцам. Лишь десятую часть электроэнергии, утекающей по проводам из турбин Итайпу, потребляет Парагвай, а 9/10 продает все тем же бразильцам. При таком везении, страна способна позволить себе вести жизнь пусть бедного, но все-таки рантье и даже может сколько угодно ставить на себе экономические опыты – все равно теперь у граждан не выйдет помереть с голоду. Хотя, конечно, этот пример благосклонности судьбы в истории Парагвая нечто совершенно исключительное.

Ни прежде, ни, скорее всего, впредь такие удачи стране не выпадут. Парагвай обрел независимость в мае 1811. До середины 19 столетия это государство было самым благополучным и сильным в Южной Америке. Но благополучие и сила порождают самоуверенность. В общем, Парагвай обнаруживал излишнюю независимость от тогдашних великих держав: Англия, Франция и Штаты его сообща и наказали, причем, искалечив страну навеки. Воевали с Парагваем не сами цивилизованные нации, конечно, для этого был создана союзная бразильско-аргентинско-уругвайская армия. Война была чудовищно кровопролитной. У Борхеса есть жуткий рассказ, в котором пленных той войны заставляют бежать с перерезанными глотками наперегонки, и это не жестокая фантазия великого писателя. В общем, в 1870 году Парагвай сдался. До войны в стране жило полтора миллиона населения, по окончании кампании осталось лишь 200 тысяч человек, из них только 20 тысяч составляли взрослые мужчины. Понятно, что Парагвай лишился половины территории и, значит, части граждан, но даже с учетом этого, получается, что истреблено было 60 % парагвайцев, а из мужчин выжить удалось и вовсе только одному из каждых десяти.

Не везло парагвайцам в войнах и позже. В 1932-м они схватились с боливийцами за спорную область Чако. Тут уже дирижировали происходящим не мировые державы, но мегакорпорации. Со стороны Боливии добивалась контроля над Чако американская «Стандарт Ойл», парагвайцев правительство посылало лить кровь во имя интересов британско-голландской «Ройал-Датч Шелл». С обеих сторон полегли сотни тысяч солдат, резали без жалости и простых скотоводов, целыми семьями, с чадами, включая грудных младенцев, и домочадцами.

Парагвай, а, точнее, «Ройал-Датч Шелл» одержала победу. Потирая руки, нефтяные магнаты примерялись, где способнее в Чако бурить. Тут выяснилось, что геологи ошиблись и черного золота на завоеванных землях нет в помине, так что и от военных побед парагвайцам не было проку – одну лишь славу приобрели. Да и та сгодилась только для домашнего употребления, поскольку про войну Чако нигде, кроме Боливии да Парагвая, слыхом не слыхивали.

Любопытно, что в этой войне победили, фактически, русские. Львиную долю среднего и высшего офицерского состава парагвайской армии составляли тогда бывшие соратники Колчака и Деникина. Их воинскими трудами Чако и удалось отвоевать. В национальном пантеоне, что полтора столетия назад сооружен в центре Асунсьона, на половине могил – славянские фамилии: генеральские, полковничьи, майорские. Впрочем, и этим офицерам победа не принесла ничего, кроме прижизненной и посмертной славы. Их всех поувольняли в отставку вскоре после заключения мира.

В стране из инородческих общин только германская сумела добиться стабильного и значительного влияния. В той же войне Чако, выходец из семьи немецких эмигрантов Стресснер, получил генеральский чин, тот самый чин, который открыл ему путь к учреждению самой одиозной диктатуры в истории Парагвая и континента. В 40-е немецкая община многократно выросла. Приток свежей крови обеспечили гитлеровцы, бежавшие европейской денацификации. 200 тысяч человек перебрались сюда из оккупированной союзниками Германии, среди них встречались совершенно одиозные фигуры, вроде доктора Йозефа Менгеле и, по слухам, шефа гестапо Мюллера. Гасьенды в джунглях Парагвая до сих пор являются приютом немецких общин, организованных по СС-овским уставам.

По слухам, где-то в дремучих джунглях, живут двухвековой давности укладом и выходцы из Российской империи – русские, украинцы, белорусы. Путь на север, в провинцию Чако отрезали нам наводнение и карантин. В стране случилась традиционная ежегодная эпидемия лихорадки Денге. По случаю смерти полутысячи человек, власти ограничили сообщение между провинциями страны. Одного нашего земляка мы все-таки отыскали. Правда, это землячество для него самого стало открытием. Асунсьонский лавочник Хайме Лопес оказался хасидом. Его прадед резал скот в местечке под Пинском, а потом перебрался в Аргентину. Совершенно непонятно, отчего теперешние Лопесы двинулись в сторону противоположную той, куда движутся все колбасные мигранты – из благополучной сравнительно мирной Аргентины в вечно депрессивный Парагвай. Тем не менее, вот уже второе поколение лавочников-хасидов живет в Асунсьоне. Причем, Хайме пребывает в твердой уверенности, что является выходцем из России, а про Беларусь даже не слыхивал.